Новые страницы из истории Георгиевского собора

Не стоит на месте работа по изучению исторических архивов, дающих все новые и новые сведения о том, какими делами жил наш город в минувших веках. Сегодня мы продолжаем серию публикаций научных сотрудников Музея хрусталя.


   В сведениях о деятельности Нечаева-Мальцова, предложенного в 1902 году в почетные и действительные члены Академии Художеств, о Георгиевском соборе писали: "… Церковь эта составляет редкое явление в художественном отношении среди сооружений, воздвигаемых частными лицами, не говоря уже о материалах внешней и внутренней отделки, как-то: мозаике, лабрадоровых колоннах, майолике, бронзовых работах, художественно-слесарных и прочих…".
   В разные годы Георгиевский собор привлекал к себе внимание историков и краеведов, которые восполняли новыми сведениями страницы его истории. В настоящее время вопросы истории создания храма св. Георгия далеко не исчерпаны.
   В 1890 году Ю.С. Нечаев-Мальцов заказал Л. Бенуа церковь для своего имения при гусевских фабриках. Заказчик четко оговорил форму и стиль здания - базилика в русском стиле. Бенуа справелдливо считал подобную задачу не из легких. Удачно спроектированный и богато декорированный храм, безусловно, выходил из ряда обыкновенных. Немалая заслуга в этом принадлежит и В.М. Васнецову, творчество которого Нечаев-Мальцов любил и уважал.
   23 апреля 1892 года Бенуа представил заказчику на больших картонах проект будущего Георгиевского собора. А 25 мая 1892 года уже состоялась закладка новой церкви во имя Георгия Победоносца м приделами в честь Иоанна Богослова и святой мученицы Софии на 3000 прихожан.
   По архивным документам, касающимся Георгиевского собора, можно судить о высокоих требованиях , предъявленных к качеству строительных материалов. Красный лицевой кирпич для облицовки фасада привозили из Гжели, а кирпич для основной кладки срабатывали в Гусе. Бут и белый камень завозили в зимний период, и просушивался в теплом помещении возле стройки, в глубоких ямах гасили известь. Для поставки воды был пробурен артезианский колодец. Через пять лет, 1897 году, основные строительные работы были закончены, а окончательная отделка храма заняла еще несколько лет.
   Благодаря архивным материалам, новые сведениями пополнилась история создания лабродоритовых колонн, одного из главных элементов украшения внутреннего убранства храма. По первоначальному замыслу колонны Георгиевского собора должны были быть выполнены из чугуна, покрыты бронзовой краской и полностью расписаны цветными эмалями. В процессе строительства Нечаев-Мальцов внес предложение о замене колонн цилиндрической формы на резные каменные. 23 июня 1893 года Л.Н. Бенуа писал заказчику: "… Лабрадор, как пилоны, основание всего среднего нефа церкви, не считается в технике вполне благонадежным…, поэтому необходим самый строгий прием материала. Мое мнение, основанное на первоначальной идее Вашего Превосходительства, сделать колонны из чугуна под позолоту (как в ростовских церквях) или под живопись, что вполне отвечает стилю, а главное. Несравненно благонадежнее и устойчивее камня… . Конечно, все зависит от Вашего желания…". Вскоре, по желанию Нечаева-Мальцова, архитектор приступил к переделам и проверке полного расчета базиличных неф гусевской церкви. Но ввиду неиспытанности лабрадора для подобных целей, архитектору Г.Я. Леви было поручено наблюдать за колоннами по мере нагрузки. В конце июля 1895 года Г.Я. Леви сообщил Л.И. Бенуа о вновь образованных трещинах на колоннах. Однако тревога была напрасной. Леви, наблюдая за колоннами, постоянно их мыл, вследствие чего замазанные полировкой царапины обнажились и явились причиной беспокойства. К 1895 году колонны были заказаны. На исполнение этого заказа претендовали две фирмы. Петербургский скульптор Н.И. Баринов в письме Нечаеву-Мальцову просит, чтобы его известили о том, будут ли нужны лабрадоритовые колонны и может ли он рассчитывать на заказ. Несмотря на предварительные переговоры Л.Н. Бенуа с Бариновым о выборе сорта лабрадорита, заказ был отдан другому исполнителю. 10 марта 1895 года из местечка Каменный Брод, из-под Житомира, на имя Ю.С. Нечаева-Мальцова приходит письмо от В.В. Корчакова-Сивицкого, в котором сообщается: "Принятый мною от Вас заказ на 10 колонн для храма в селе Гусь мною выполнен и сдан окончательно в минувшем феврале…".
   8 сентября 1895 года Л.Н. Бенуа писал Нечаеву-Мальцову: "Третьего дня я получил уведомление от Леви, что он убрал леса и кружала в среднем нефе и убирает боковые. Теперь осенью будет интересно обойти все здание… и порешить на месте некоторые вопросы по устройству отопления и внутренней отделке храма…". Дело в том, что по первоначальному договору с заказчиком Леонтий Бенуа выполнил эскизы не только для точного исполнения наружных деталей, но и внутренних: убранство стен, иконостаса, стекол, живописи, дверей и прочее. Например, в предварительной смете на живописно-декоративные работы церкви гусевских заводов от классного художника, бывшего декоратора императорских театров, В.Т. Перминова значится "расписка клеевыми красками с позолотой и подготовкой по готовой штукатурке во всем согласно предварительным эскизам профессора Л.Н. Бенуа". Архитектор не знал, что заказчик еще в марте 1895 года подписал договорные обязательства на исполнение росписи внутреннего убранства храма с художником В.М. Васнецовы с точным названием картин и указанием их местоположения в храме.



   В связи с существенными изменениями внутренней отделки храма, между Л.И. Бенуа и В.М. Васнецовым возникло недопонимание. Из-за места размещения иконостаса между ними чуть было не разразился конфликт. 25 октября 1896 года В.М. Васнецов писал Ю.С. Нечаеву-Мальцову: "Рисунок иконостаса продолжаю работать, но до сих пор меня смущают недоразумения, возникшие по поводу постановки иконостаса. По заявлению архитектора постановка его во внешней стороне главной алтарной арки стесняет пространство солеи, увеличивая без нужды большое пространство алтаря. Если я не могу согласиться с мнением архитектора относительно впечатления от детальной разработки моего рисунка, то с другой стороны, я не совсем имею право изменять его строительные соображения, касающиеся распределения пространства, и брать на себя ответственность за могущие возникнуть от того неудобства… Если ваше решение будет несогласно с моим, то я работу рисунка прекращаю… и, стало быть, вообще от исполнения рисунков иконостаса отказываюсь…". Вопрос о постановке иконостаса решился в пользу художника за счет интересов Л.Н. Бенуа. В одном из писем Ю.С. Нечаеву-Мальцову автор проекта гусевской церкви с горечью отмечал: "… иконостас мне не пришлось детально разработать, но этим только страдало мое самолюбие и известная обида, что в мое детище не мною будет поставлен иконостас…".
   Тем не менее, иконостас получился удачным, и в 1898 году С.П. Дягилев изъявил желание репродуцировать его эскизы в журнале "Мир искусства", а в 1904 году Л.Н. Бенуа просит Васнецова от имени общества архитекторов дать разрешение поместить изображение иконостаса гусевской церкви в журнале "Зодчий". Все эскизы Васнецова для Георгиевского собора при гусевских фабриках Нечаева-Мальцова были приобретены городской художественной галереей Павла и Сергея Третьяковых.
   В 1897 году товарищество Постникова из Москвы изготовило по эскизам Васнецова три бронзовых иконостаса эмалированных, один средний (большой) и два боковых (малых). Ранее этой же фирмой были изготовлены кресты и купола. В августе 1895 года Леонтий Бенуа писал Нечаеву-Мальцову: "…Малые кресты у Постникова и 5 куполов в Гусе Поднятие крестов предполагали сделать в августе, но оказалось не успеем и сделаем в конце сентября…". Три малых и креста на колокольню и боковые главы были установлены на праздник Покрова в присутствии заказчика, а большие кресты в восточной части установлены в 1896 году.
   В то время, когда Васнецов практически закончил работу по созданию эскиза иконостаса, Нечаеву-Мальцову приходит письмо от старосты Мстерской единоверческой церкви Мумрикова: "Узнав, что у Вас ну гусевской фабрике в новый строящийся храм нужно написать иконы, имея иконописную мастерскую с лучшими мастерами, осмелюсь почтительнейше предложить свои услуги…". До сих пор неизвестно, кем были исполнены образа в иконостасе. В письме А.В. Прахову Васнецов отмечал: "Образа же в иконостасе не мои, а исполнены в какой-то московской мастерской…". В личном архиве Нечаева-Мальцова обнаружено письмо Юрию Степановичу от придворного поставщика П.А. Овчинникова, фабриканта серебряных, золотых и бриллиантовых изделий от 16 августа 1900 года, в котором сообщается: "…Согласно Вашего приказа посылаю заказанную лампаду с мастером, который может установить иконы в иконостасе…". Мастера от Овчинникова также устанавливали на свои места металлические ограждения у престола и у жертвенника Георгиевского алтаря.



   Являясь большим поклонником искусства мозаики, Ю.С. Нечаев-Мальцов старался украшать вновь построенные здания композициями из цветной смальты. Однако мозаика Васнецова потребовала не только особых условий, но и необычайно высокого уровня мастерства исполнения от мозаичистов. В январе 1901 года между академиком Александром Николаевичем Фроловым и Нечаевым-Мальцовым был заключен контракт. Несмотря на то, что контракт был подписан самим Фроловым, непосредственным исполнителем был его сын - В.А. Фролов. В правой, нижней части мозаики существует надпись "эскиз В.Васнецова мозаическая мастерская ФРОЛОВА 1901.". Для дополнительного освещения будущей картины Васнецова Бенуа внес в проект небольшое изменение. На алтарной части в большом куполе было сделано специальное окно.
   Для наружных стен восточной алтарной части Нечаевым-Мальцовым был сделан заказ на изготовление изображений св. Филиппа апостола на золотом фоне и два изображения нерукотворного лика Спасителя на золотом фоне. Условия на исполнение заказа, без указания исполнителя, были расписаны профессором П.П. Чистяковым. Эти работы должны были быть выполнены к концу 1903 года, однако, в личном архиве семьи Фроловых нет документов, подтверждающих их исполнение.
   Старожилы Гусь-Хрустального рассказывают о том, что в верхней части с восточной стороны храма был расположен лик Спасителя Иисуса Христа. Ушедший из жизни краевед В.С. Велюхов вспоминал, что во время разорения храма 1924 году Спасителя сумел осторожно изъять художник Ф.Модоров в виду уплаты за написанную им картину "М.И. Калинин в гуте хрустального завода". Скорее всего, речь идет о рисованных иконах, которые были вмонтированы в небольшие наличники не только с восточной части, но и западной стороны.
   23 августа 1899 года на звонницу Георгиевского собора был и подняты колокола. По рисункам Л.Н. Бенуа московским слесарным мастером Неборгом были изготовлены металлические, кованые ворота и калитка для ограды гусевской церкви.
   Лето 1901 года Ю.С. Нечаевым-Мальцовым были разосланы приглашения, в которых сообщалось: "2 сентября 1901 года храмоздатель Юрий Степанович Нечаев-Мальцов просит Вас покорнейше почтить церковное торжество своим присутствием. Начало обряда освящения имеет быть в 9 часов утра…".
   Ко дню освящения храма для главного и боковых входов в Москве были выполнены фонари в русском стиле. А для освещения алтарей установлен ряд огней на задней стене иконостаса. В чердачном помещении музея найдены изоляторы, которые применялись в храме для изоляции электрических проводов. Изоляторы имеют прессованные клейма с изображением герба и надписи "Ю.С..Нечаев-Мальцов" и являются ранее нам неизвестными образцами строительных изделий, которые выпускали на заводах Нечаева-Мальцова.
   В настоящее время не выяснено происхождение керамической плитки, которой устлан пол Георгиевского собора. В охранном обязательстве по Георгиевскому собору за 1996 год отмечено, что пол устлан метлахской плиткой. Старожилы города вспоминают, что алтарная часть была выложена плиткой с красивым ковровым рисунком. Одна из первых гусевских коммунисток Удалова М.Ф. вспоминала, что лично участвовала в изъятии плитки из алтаря, которой впоследствии "украсили" помещении одного из первых "молотовских" детских садов города. Такая же участь была уготована и для плитки всего помещения храма - в городе тогда заканчивалось строительство общественной бани. Но из-за неизвестных пока причин от идеи изъятия плитки отказались.
   Также не осталось сведений о судьбе 11 хрустальных люстр, которые были разобраны и в последствии утеряны.
   К сожалению, авторы и исполнители Георгиевского собора не смогли избежать некоторых просчетов в строительстве, которые проявились в процессе эксплуатации здания. В апреле 1904 года церковный староста Иванов сообщал Нечаеву-Мальцову: "… Господа строители Георгиевского храма, вынужденные делать нагрузку на лабрадорные колонны по возможности минимальную, соорудили своды всего три вершка толщиною, притом из пористого кирпича. Такая защита сводов от холода и от протеков довольно примитивная и не отвечающая фундаментальности храма в остальном, с течением времени оказалась недостаточной - своды плакали и протекали. Лично я полагал бы, что защита сводов во всех отношениях, ежели б покрытие их было сделано из пробковых кирпичей, с заливкой последних по швам и сверху тонким слоем портландского цемента… При сем прилагаю для образца два пробковых кирпича разных типов."



   Декреты 1918 года, в том числе об отделении церкви от государства, стали предвестниками массового уничтожения культовых зданий. Некоторые храмы уничтожались полностью, другие переоборудовались под "гражданские" учреждения. Именно второй вариант был предназначен для Георгиевского собора. 23 февраля 1924 года, в день 5-й годовщины Красной Армии, состоялось торжественное открытия Дворца труда им. Троцкого.
   Гусевские коммунисты и комсомольцы проводили в здании массовые мероприятия. Одно из таких гуляний описано в воспоминаниях старейшего жителя города Соколова. Однажды, в день Пасхи, Гусевские комсомольцы решили провести антирелигиозную акцию "антипасха". Местом проведения был выбран Георгиевский собор. Собралось более тысячи человек. После традиционного доклада комсомольцы с пением "Интернационала" вышли из храма на площадь. Музыканты с медными трубами и барабанами забрались на колокольню. Всю ночь оглушительной силы звуки революционных гимнов разносились по спящим улицам поселка.
   Кроме того, старожилы города вспоминают такой курьезный случай из истории Георгиевского собора. В 1924 году, перед приездом М.И.Калинина в Гусь-Хрустальный, во фронтоне Георгиевского собора поверх лика Георгия Победоносца написали лицо "всероссийского старосты". Когда Калинин спросил, кого это здесь пытались изобразить, то ему ответили: "Это Вы, Михаил Иванович, попираете гидру империализма". Со временем сквозь Калинина стал проступать лик Георгия Победоносца и фронтон был забелен.
   В 1925 году в здании был оборудован кинозал, размещена читальня с библиотекой и театр. А через 32 года городским отделом архитектуры был выполнен проект перекрытия среднего нефа, для размещения на втором этаже музыкальной школы. По проекту несущие балки перекрытия должны были врубиться в арку, где находилась мозаика. Тревогу за сохранение мозаики, как это ни странно, первыми проявили директор музыкальной школы Гольцов Б.В. и председатель городского совета Ковалев С.Н., который и посодействовал в вопросе корректировки существующего проекта. В алтарной части была выстроена лестница, а мозаика просто забелена.
   В 1950-60-е годы в цокольном помещении храма находился цех по разливу безалкогольных напитков, а в 1969 году он был сдан в аренду горторгу. В 1967 году из здания выехал кинотеатр, в 1971 году - музыкальная школа, а в последующие годы и склады горторга. В 1974 году, на основании решения исполкома Владимирского областного Совета, музей Хрусталя, как Гусь-Хрустальный филиал, вошел в состав Владимиро-Суздальского музея-заповедника, и было решено перенести его в собор. Десять лет в храме проводились реставрационные работы.
   Пережив страшные годы разрушения и забвения, великолепное архитектурное творение Бенуа открыло новые страницы истории, найдя применение в качестве музея.